Атака из Атлантиды [сборник] - Лестер Дель Рей

Энн выглядела спокойной. Она взяла себя в руки, но по возможности избегала Амоса. Наконец она повернулась к доктору Миллеру.

— Что вы собираетесь делать? Мне надо было раньше об этом спросить, но…

— Не беспокойтесь обо мне, милая, — его слова прозвучали сердечно, словно он говорил пожилому человеку, что тому еще сорок лет жизни осталось. — У меня найдется другая возможность. Девушка, которая работает на коммутаторе, будет уезжать отсюда одной из последних, и мы с ней поедем на ее машине. А вы поезжайте тем путем, который мы определили по карте. И подсаживайте всех, кто попадется на пути. Это не опасно; там еще не появились мародеры. Грабежи и насилие начнется, когда у людей немного пройдет шок.

Энн протянула ему руку и села в машину. В последнюю минуту она быстро пожала руку Амосу. Затем нажала на акселератор, и машина стремительно рванулась вперед.

— Она меня терпеть не может, — сказал Амос, — Зато любит всех остальных людей. Любит их слишком сильно, а Бога — слишком мало, чтобы понять его.

— А ты, Амос, возможно слишком сильно любишь Бога, чтобы понять, что и людей любишь не меньше. Не волнуйся, она это почувствует. Когда встретишь ее в следующий раз, она будет совсем другой. Вот увидишь. А мне сейчас надо посмотреть, не вышла ли Нелли из коммутаторной. Возможно, она уже ждет в машине. Увидимся позже.

Подхватив сумку, доктор бросился к телефонному узлу.

Амос смотрел ему вслед. Доктор был для него загадкой. Как может этот человек так пламенно отрицать Бога и в то же время соблюдать все заповеди Господни, кроме отправления обрядов? В течение долгого времени они были друзьями.

Прихожан вскоре перестала раздражать эта дружба. Они приняли ее как нечто само собой разумеющееся, хотя так и не продвинулись ни на шаг к решению загадки — что же общего у священника с доктором.

Вдалеке раздались звуки приближающейся ракеты и запинающийся треск двигателей. Самолеты прошли мимо, не открыв стрельбы. Амос посмотрел на окно спальни, где лежала Руфь, а затем пошел к церкви.

Он отпер двери и широко распахнул их. Пономаря еще не было, но раньше он достаточно часто поднимался на колокольню и звонил сам.

Сбросив свое поношенное пальто, Амос дернул за веревку.

Это была тяжелая работа, хотя руки у него еще сохранили силу и гибкость. Когда-то это доставляло ему удовольствие, но теперь, казалось, сосуды слишком истончились, чтобы доставлять достаточно кислорода. Мокрая от пота рубашка прилипла к спине. Когда последний удар колокола начал стихать, Амос почувствовал, что у него кружится голова.

Колокол еще тихо гудел, когда из его маленького кабинета донесся звонок телефона. Он тяжело побежал туда, запыхавшись, снял трубку, и услышал голос Нелли. Казалось, она задыхалась от страха.

— Ваше Преподобие, что случилось? Почему звонит колокол?

— Он собирает на молитву, конечно, — сказал он. — Что еще может быть?

— Сегодня вечером? Ну… я буду, — и она повесила трубку.

Амос прошел в зал, зажег несколько свечей и поставил на алтарь, чтобы их свет был виден с улицы, но не с самолетов инопланетян. Затем он сел и стал ждать, размышляя, где мог задержаться органист.

С улицы донеслись крики и плач. Сначала одна машина тронулась с места, потом вторая, за ними последовала целая колонна. Амос подошел к двери и вдохнул прохладный воздух. Из всех домов люди выносили вещи и грузили их в машины; другие уже отправлялись в путь. Они махали рукой ему на прощание. Он слышал телефонные звонки в соседних домах; если сейчас Нелли приходится отвечать на какие-то срочные запросы, то она о нем забыла.

Он вернулся к алтарю и опустился на колени. Ему не приходила на ум ни одна молитва. Он просто сжал свои узловатые руки и стоял на коленях, глядя вверх, на зримый символ своей жизни. Звуки на улице слились в единый шум.

Не имело значения, собирался ли кто-нибудь прийти в церковь. Двери церкви открыты, как и должно было быть во времена бедствий. Амос давно уже перестал навязывать веру тем, кто не был готов ее принять.

И понемногу это стало частью его жизни. Он научился принимать неизбежное; давным-давно, когда умерла его маленькая дочь, он не умел заглушать боль, которая, казалось, стала частью его жизни. Но он смог похоронить эту душевную боль в своей преданности Богу и принял испытание, посланное Всевышним, без гнева. И сейчас он снова принял все, как есть.

Позади послышались шаги. Он обернулся и увидел портниху Анжелу Андучини, замешкавшуюся у двери. Прежде она никогда не приходила, хотя и жила здесь, в Уэсли, давно — с тех пор, как ей исполнилось восемнадцать лет. Она нерешительно посмотрела на Амоса, перекрестилась и замерла в ожидании.

Он поднялся с колен.

— Входи, Анжела. Это дом Господа, и все Его дочери здесь долгожданны.

Анжела оглянулась и бросила взгляд на улицу. Ее лицо застыло от напряжения и страха.

— Я думала… может быть, орган…

Он открыл ей дверь, включил орган и начал объяснять, но по ее улыбке понял, что в этом нет необходимости. Огрубевшие пальцы пробежали по регистрам, и она начала играть — тихо, как будто бы для себя. Амос сел на скамью и стал слушать. Уже два года он был недоволен органом, но теперь он понял, что в инструменте не было дефекта. Виноват был прежний исполнитель. Музыка, которая звучала сейчас, была необычна для церковного исполнения, но ему она нравилась.

Вошла супружеская пара, направлявшаяся в старый Серрей, на загородную ферму. Они держались за руки, словно поддерживая друг друга. Минуту спустя Баз Уильяме, оступаясь, попытался на цыпочках пройти по проходу между рядами — туда, где сидел Амос. Когда родители База погибли, он превратился в настоящую проблему для городка. Он и сейчас был навеселе, хотя и не столь громогласен, как всегда.

— У меня и машины нет, да и я уже пропустил стаканчик, — пробормотал он. — Можно мне здесь остаться, пока кто-нибудь явится?

Амос вздохнул, подталкивая База на место, куда он хотел сесть. Должна где-то найтись машина для четырех заблудших, вспомнивших о Боге тогда, когда все о нем забыли. Если бы кто-то умел водить машину, Амос смог бы найти какой-нибудь транспорт и отправить их в безопасное место. Внезапно музыка смолкла. Церковь перестала ощущаться как пристанище, и он вернулся в мир реальности, который казался сейчас таким нереальным. Он прошелся взад и вперед, пытаясь вспомнить, взял ли этот парень Джеймсон свою отремонтированную старенькую машину, и в это время перед церковью остановился грузовик. Из него вышел доктор Миллер и, тяжело дыша, протиснулся через дверь. Он сразу же уловил ситуацию:

— Всего лишь четверо, Амос? Я думаю, мы могли бы всех их перевезти, — доктор обернулся к Базу: — у меня машина стоит на улице, Баз. Собери всех остальных и в путь!